Роль критика в современном культурном сообществе довольно часто обсуждается и многими оспаривается. Сегодня мы предложили критикам, представляющим разные виды искусства, высказаться на тему того, какова роль критика в формировании рынка и как они оценивают (и оценивают ли вообще) свой личный вклад в его развитие. В этом номере журнала мы публикуем мнения критиков в области изобразительного искусства.
Хилтон КРАМЕР
Писатель, критик, издатель ежемесячного обзора по искусству The New Criterion. Редактор и ведущий арт-критик New York Times, затем — New York Observer.
Мне нередко приходилось писать восторженные отзывы о художниках, чьи выставки были переполнены, скажем, в течение трех недель, но кто за это время не продал ни одной картины. Были и другие, кого я разносил «в пух и прах», но которые затем были распроданы. Я также знаю художников, которые молились бы день и ночь за одну возможность быть вскользь упомянутыми в Нью-Йорк Таймс.
Я хожу на все выставки, по крайней мере на такое их количество, какое вообще возможно. Если на первом показе художник кажется довольно интересным, но пока не настолько, чтобы сфокусировать на нем все внимание, но уже на следующем показе вы думаете: «Да, он действительно сделал огромный шаг вперед» — тогда это стоит того, чтобы о нем написать. Я не знаю ни одного художника, кому бы я сломал карьеру, однако полагаю, что внес существенный вклад в улучшение некоторых репутаций. Но, видите ли, репутация художника складывается из множества различных элементов — таких, как возраст, названия музеев, проявляющих к нему интерес, имена коллекционеров, купивших его работы, галерея, в которой он выставляется, соответствует ли его стиль тому, чего хочет публика, вызывает ли он у нее ответные эмоции, и так далее. Всегда есть люди, основная функция которых — соответствовать господствующим тенденциям в искусстве, так же как есть эксцентричные особы, находящиеся «на грани», — и часто они процветают и экономически, и эстетически. Я хочу сказать, что мир искусства настолько сложен, многогранен и противоречив, что невозможно точно предугадать чей-то успех.
Андрей КОВАЛЕВ
Художественный критик, искусствовед, эксперт, автор книг и публикаций о современном русском искусстве («Искусство», «Творчество», «Художественный журнал», «Место печати», «Огонек», «Московские новости», «Heet parool» (Голландия), «Русский журнал», «Коммерсант», «Итоги», «Независимая газета», «Сегодня»).
Я считаю, что никакого вклада в развитие рынка у нас сегодня критик не вносит. Это особая ситуация: в нашей стране слово всех интересует, но не значит ничего. Могу привести пример — некая галерея участвовала в крупной американской выставке и удостоилась одной строчки в Нью-Йорк Таймс. (Сам я работаю в газете, которая, скажем так, на три уровня ниже Нью-Йорк Таймс, поскольку уровню Нью-Йорк Таймс у нас примерно соответствует Коммерсантъ). Так вот, в эту галерею потом приходили сотни людей и говорили: «О! Хорошая галерея — Нью-Йорк Таймс о ней пишет!» А в нашей стране мы можем писать все, что угодно, и положительное, и отрицательное, — но появление в прессе ничего не значит, потому что не возникает этого своеобразного уважения, когда «о тебе написали». То есть, наверное, оно возникает, но не так сильно. Скорее, как просто какоето личное отношение: «ты обо мне плохо (или хорошо) написал». Но на внешние структуры это не влияет. На мой взгляд, это ситуация политико-лингвистического свойства, то есть что-то может измениться лишь тогда, когда слово станет явным. Проблема в девальвации газетного слова. Американскому критику гораздо сложнее, он должен заранее просчитывать последствия своих высказываний, их отражение в сложных структурах власти.
А у нас значение слова критика фактически сведено к нулю. Только пуговицы страдают. Скажем, подойдет ко мне подвыпивший художник и начнет крутить мне пуговицу и объяснять, что я, конечно, хорошо написал, но вот можно еще так-то и так... То есть здесь я нахожусь в коммуникации с объектом, а критик Нью-Йорк Таймс коммуницирует с гораздо более сложными структурами.
Но я считаю, что это даже хорошо, потому что сейчас мы можем писать все, что захотим. И то, что у меня нет власти, — это лучше. По крайней мере, никого «поднять» или «опустить» на финансовом уровне нашему брату здесь пока не суждено.
Если говорить о моем личном вкладе... Моя деятельность публична, и результат ее также публичен. Поэтому бесполезно спрашивать, слышали ли Вы от кого-нибудь такую фразу: «Слыхали? Обо мне Ковалев написал!» А ведь именно так происходит не только в Нью-Йорк Таймс, но и в Вилледж Войс: «Джерри Сальц написал о художнике N!» И рейтинг этого художника сразу взлетает.
В России же мы, критики, пока лишь занимаем нишу, которая зачем-то нам отведена, но функционально она не работает. Увы.
Питер ШЕЛДАЛ
Ведущий арт-критик и обозреватель Village Voice и New Yorker, автор еженедельных обозрений по американскому и мировому современному искусству.
Я не думаю, что от меня зависит сделать художника счастливым или несчастным. Тем не менее, я получаю ежедневно от 20 до 50 приглашений на сотни показов — по почте и по телефону. Поэтому полагаю, что имею определенное влияние. Однако существует слишком много других факторов, определяющих карьеру художника. Кроме того, нужно понимать, что искусство — это то, что создается человеческими руками. Самые плодовитые художники в мире, как правило, работают наиболее примитивными способами. Здесь не существует массового производства, количество созданного каждым автором всегда ограниченно, поэтому невозможно требовать, чтобы творчество художника превращалось в рыночный процесс.
Этим и сложен галерейный бизнес. Дилер является одновременно и агентом художника, и его работодателем. Отношения между дилером и художником, между дилером и коллекционером достаточно специфичны, и полагаю, что, находясь слишком в стороне от них, критик не будет знать, о чем он говорит. Но если он слишком вовлечен в эти отношения, он не сможет быть объективным и правдивым. Для себя я являюсь самым жестким цензором, стараясь не задеть чьих-то чувств. Ведь когда вы находитесь в самом центре мира искусства, естественно, люди иногда доверяют вам свои секреты. Я хочу сказать, что любой критик (то есть тот, кто пишет для художественных изданий), пишет для людей и о людях, стоящих очень близко к этому центру. Это очень почетно, но это заставляет держаться в определенных рамках. Что же касается оценки произведений искусства... иногда мне кажется, что выписанный чек — вполне достойная альтернатива написанной рецензии.
Михаил БОДЕ
Заместитель главного редактора журнала «Искусство», обозреватель «Российской газеты»
Влияние художественного критика на арт-рынок весьма незначительное. Особенно в его антикварном секторе. Здесь, разумеется, главное влияние исходит от власти (государственной и муниципальной), которая решает увеличить или нет налоги, снизить или повысить таможенные пошлины, что разрешать в сфере ввоза и вывоза, да и вообще — существовать или нет той или иной торгующей точке (если она по какой-либо причине не нравится властям, то на нее можно наслать различные карающие службы — от пожарников и санэпидемстанции до налоговой инспекции и прокуратуры). Арт-критик только в редких случаях может повлиять на какое-либо событие арт-рынка. Чаще всего это могут сделать критики-газетчики, более оперативные, чем критики, работающие в журналах. Так, например, если бы не резвая кампания, проделанная критиками из газеты «Коммерсант», то не столь давняя распродажа коллекции «Инкомбанка» (аукцион «Гелоса») прошла бы при мизере публики и ничтожных ценах. Впрочем, это уже современное искусство.
Влиять на антикварную торговлю арт-критику практически невозможно. Если у антиквара есть средства и клиентура — он и будет продвигать свой бизнес. И критик, сколь бы критичен он ни был, ему не помеха. Продвигать в прессе какого-либо антиквара критику опасно: владелец СМИ, заподозрив даже скрытую рекламу, выгонит писаку с работы. Тому были примеры.
С влиянием (если можно говорить о влиянии) на рынок современного искусства много проще. Десяток «продвинутых» арт-критиков, работающих в пятерке «продвинутых» СМИ, лоббируют пятерку «продвинутых» московских галерей и одну ярмарку — «Арт-Москву». Просто потому, что там иногда происходит что-то интересное или просто скандальное (а в СМИ это любят), да и сами критики — плоть от плоти этой же арт-тусовки. Правда, случается, что бьют и по «своим». Но это так, для острастки.
Джин УЭЙЛЕН
Корреспондент газеты Wall Street Journal в Москве, частый посетитель галерей и студий московских художников, владелец небольшой коллекции русского искусства
Критика, безусловно, играет важную роль в развитии рынка. Если говорить о нашей газете, то в ней есть человек, который критикует — то есть оценивает — новые технологии, товары и услуги. И поскольку очень много людей читает его статьи, он является одним из самых влиятельных людей в технологическом бизнесе в Америке. При этом производящие компании очень стараются, чтобы ему понравилась их продукция, и постоянно присылают ему для тестирования или экспертизы новые товары. Мне кажется, что большинство людей, приобретая товар, ищут оценку эксперта и, как правило, доверяют ей — и в сфере потребительских товаров, и в сфере искусств. В искусстве особенно, так как это такая область, где людям необходимо помочь узнать, чего они сами хотят. Им необходима опора, авторитетное мнение, совет эксперта, поэтому роль критика здесь особенно важна. В Америке такие люди имеют, конечно, большое влияние. Но мне кажется, что и в России есть много хороших критиков, не только в искусстве, но вообще очень знающие и профессиональные люди пишут для различных изданий по разным темам. Хотя мне трудно судить, насколько они здесь авторитетны. Для того чтобы к ним больше прислушивались, в первую очередь необходимо, чтобы накопилась определенная масса людей, которые хотят и могут покупать. И когда таких людей появится достаточно много, роль критика неизбежно повысится.
Екатерина ДЕГОТЬ
Художественный критик, историк-искусствовед, куратор. Автор книги «Русское искусство 20 века» (2001), один из кураторов выставки «Москва-Берлин 1947-2000», которая состоится в Берлине осенью 2003 года.
Я думаю, что в формирование рынка критик вносит примерно такой же вклад, что и художник. Разумеется, рынок как-то формируется в результате деятельности критика, но критик прежде всего сам является субъектом рынка: как и художник, он продает себя, более или менее успешно, и в этом смысле своим примером влияет на развитие рынка. Но у критика нет ответственности перед рынком. Нельзя, например, обвинять его в том, что он «расшатывает» рынок, если он тех или иных художников ругает или хвалит, поскольку критик не обязан думать о рыночных последствиях своих слов. Хотя он, разумеется, понимает, что то, что он пишет, будет иметь последствия. Но иногда бывают необходимы и деструктивные действия — потому что мы хорошо знаем, что система, построенная только на позитивных обстоятельствах, обычно не срабатывает.
Что касается моего личного вклада, то он состоит, опять-таки, в примере выживания. Если какойто вклад и есть, то он совершается вне зависимости от моей воли. Я не вижу и никогда не видела для себя такой задачи, как формирование рынка современного искусства. Мне кажется, вообще важно понимать, что рынок — это еще не все. У нас ведь часто отождествляют развитие искусства с развитием рынка, хотя у нас было прекрасное искусство тогда, когда рынка еще, собственно, и не было — это вообще никак не связанные между собой вещи. А может быть и так: рынок есть, а искусства нет. Прекрасно, конечно, когда рынок есть, и люди, которые должны этим заниматься — галеристы, устроители ярмарок — делают свое дело. Я, как критик, могу оценить их работу. Но есть художники, которые специально ищут для себя нишу как бы вне рынка — и это тоже является важным его элементом.
Ведь откуда вообще взялась профессия критика? Бодлер как-то написал статью про фланера, подразумевая под этим профессию «критика современной жизни», каким был он сам. Фланер — это человек, который прогуливается в пассаже мимо витрин. Во времена Бодлера на улицах Парижа было слишком грязно и узко, поэтому гулять можно было только в пассаже, смотреть на товары и других прогуливающихся. Так вот критик — это именно тот, кто смотрит на рынок. Он его не создает, но наблюдает за ним и пользуется его результатами.
И, безусловно, критик никогда не должен учитывать, как он повлияет на рынок. Он не может говорить себе или другим: «Я не должен писать того-то и того-то, потому что это плохо отразится на рынке». Если человек так считает, он не может называться критиком.
Виктор МИЗИАНО
Главный редактор «Художественного журнала»
Многие говорят, что критики действуют с чувством корпоративной солидарности, но они возражают на это, утверждая, что критик абсолютно свободен и беспристрастен.
Я считаю, критик может и обязан отдавать себе отчет в том, что, даже упрекая произведение, находя в нем уязвимые места, высказывая критические суждения, он должен находить формулировки, которые не бросают тень на все «производство» в целом, на весь феномен современного искусства.
С моей точки зрения, в решении, этой ситуации стоит найти какой-то баланс. Потому что нужно отдавать себе отчет, что высказывание критики, даже в самой массовой газете, может определить и укоренить суждение.
В искусстве, как нигде, очень опасно приводить в полное соответствие такие вещи, как цена и ценность. То есть, осознавая, что современное искусство многослойно и многолико, говорить о том, что один художник лучше другого. Подчас ценность и цена постоянно корректируются: с одной стороны, элитарностью, утонченностью мастера, с другой — некой близостью к китчу, к устоявшимся стереотипам. То есть когда его широко покупают, но для мира современного искусства большой ценности он не представляет.
Если говорить о моем личном вкладе — думаю, что сам я не столько критик, сколько редактор «Художественного журнала», создавшего некую платформу для художественной критики. Могу привести цитату Юрия Соболева, который, познакомившись с одним из номеров журнала, сказал: «Ребята, вы прекрасно имитируете наличие у нас художественного процесса». Возможно, это справедливо. Сам журнал и наличие в нем разного рода публикаций, рецензий на проходящие выставки, отвлеченно теоретических текстов, живых интервью, художественных критических очерков, — сама его структура и драматургия высветила в этом хаосе произведений, умонастроений, выставок, ссор и междоусобных конфликтов наличие погруженного в процесс участника.
Журнал «Арт-менеджер» № 2(5) 2003