Кино — это очень рискованный бизнес

Печать
Созданная Сергеем Сельяновым в 1992 году кинокомпания СТВ является одной из немногих в стране студий, фильмы которой не только окупаются в прокате, но и приносят прибыль. За время работы студии вышло более 30 полнометражных художественных фильмов, получивших свыше 70 призов на национальных и международных кинофестивалях. На счету СТВ такие хиты отечественного кино последних лет, как «Брат» и «Брат-2», «Война», «Особенности национальной рыбалки», «Сестры», «Блокпост», «Олигарх», «Кукушка», полнометражный мультипликационный фильм «Карлик Нос». О том, что такое современный кинорынок и какое место в нем занимает российское кино, наше интервью с кинопродюсером.

 — Сергей Михайлович, существуют ли для российских кинопродюсеров возможности освоения западных кинорынков?

 — Самый прямой путь выхода на международные рынки — это совместное производство, копродукция разного рода. Более традиционный путь, который состоит в том, чтобы повышать качество фильмов, вкладывая гораздо больше средств в их производство и продвижение, в том числе со стороны государства (по каким-либо идеологическим причинам) — такой путь представляется мне слишком долгим и в сегодняшних условиях маловероятным. Безусловно, своя ниша у российского кино в мире есть — так же, как и у французского, немецкого, скандинавского, — но совсем небольшая.

Почему же совместное производство развивается так медленно? — думаю, на это есть две причины. Первая: настоящий ко-проект должен сниматься, конечно же, на английском языке. Русскоязычный просто не вызовет интереса у западной публики. Примеры совместных фильмов, снятых на английском, у нас были — «Немой свидетель», например, или «Сибирский цирюльник» Никиты Михалкова. Но вообще к съемкам на английском и актеры, и режиссеры российские относятся несколько странно, не говоря уже о публике. Это все-таки творчество, и возникает определенное противоречие. Другая причина: чтобы добиться успеха на западном рынке, нужно забыть обо всем остальном и сосредоточиться только на этом, то есть — ездить, общаться, выстраивать отношения с партнерами, со-продюсерами и т. п. А это непросто, и нас там, на западе, никто особенно не ждет, у них есть свои игроки, которым совсем не интересно с нами делиться. Есть и другие причины, сильно осложняющие совместную работу — это разница в мышлении, в ощущении времени, несоответствие бюджетов и т. п. Возможно, в обозримом будущем мы и произведем один-два подобных ко-проекта, удовлетворяющих всем необходимым критериям, но пока четких планов у нас нет. Хотя, конечно, думаем на эту тему.

 — Есть ли какая-то идея, способная «проломить» эту «Берлинскую стену», отделяющую нас от западного кинорынка? Как это произошло, например, с Францией, Кореей, Финляндией...

 — Думаю, дело здесь совсем не в идее, потому что рынок функционирует по совершенно другим законам. В отличие от тех же Китая и Южной Кореи, которые уже давно и прочно нашли свое место в мировом рынке и производят едва ли не все, что продается в магазинах Европы и Америки, мы, кроме нефти, с заграницей ничем серьезно не торгуем и вообще в международную экономику интегрированы очень слабо.

Кроме того, нам трудно постичь особую западную ментальность, которая вдруг создает моду, например, на этническое кино — иранское, японское, индийское, китайское... Причем его создатели сами ничего не сделали, чтобы продвинуть себя на западный рынок, этот рынок их просто «взял» — за их непохожесть, этническое своеобразие. Нам по определению сложнее, потому что мы внешне похожи, мы — не «другие». У нас меньше шансов на то, чтобы интегрироваться «естественным порядком».

- В одной из американских книг о кинопроизводстве есть такая фраза: «Фундаментальная правда кинобизнеса заключается в том, что никто ничего не знает». То есть, вам в своей работе приходится угадывать вкусы публики по крайней мере на три года вперед, и никто не знает, что и как может сработать, поэтому все это напоминает «охоту за призраками». Есть ли в этом смысле у российского кинобизнеса какие-то свои особенности?

 — Особенности, конечно, есть. Я не знал этой цитаты, но в своей интерпретации я это говорю многим и довольно часто. Кино — это очень рискованный бизнес, и не только в смысле денег, но и в творческом смысле: КПД кино очень невысок, и если на сто фильмов хотя бы десять по-настоящему получились, то это — уже успех! И речь здесь не только о России, такая ситуация везде. Даже в Америке, где КПД несколько выше и уже давно работает целая индустрия, где отработаны все маркетинговые и рекламные приемы, известно, как писать сценарии и так далее — тем не менее, у них бывают провалы, которые способны поразить воображение именно потому, что речь идет о громадном рынке, о колоссальных бюджетах, и из десяти блокбастеров только два по-настоящему успешны.

А особенность российского кинорынка заключается в том, что мы не на три года вперед должны угадывать, а фактически — гораздо быстрее, потому что никакие договоренности в России так долго не держатся — по объективным причинам. С другой стороны, и бюджеты у нас намного меньше, нам не нужно собирать деньги по пять лет, как это довольно часто случается в Европе. В этом тоже заключается одна из причин сложности организации совместных проектов: для нас, например, вполне нормально запустить проект в течение двух-трех месяцев, тогда как для зарубежных партнеров — в лучшем случае через год. Мы просто не совпадаем по времени. Конечно, мы в ту сторону постепенно двигаемся, и скоро и у нас, вероятно, будет от принятия решения до запуска проекта проходить больше времени.

 — На Ваш взгляд, через сколько лет наш рынок начнет возвращать средства, вложенные в производство фильмов?

 — А рынок и сейчас их иногда возвращает — при определенном качестве продукта, и просто потому, что рынок таков, каков есть. Ситуация ведь динамическая: российский рынок растет, причем очень стремительно, так как растет практически с нуля. Но растут и бюджеты фильмов, по объективным причинам: на 95 % в нашем прокате присутствует американское кино, и наш зритель уже привык к определенному уровню зрелищности, к определенным эффектам (dolby-звук, например), и мы вынуждены с этим считаться. Ясно, что недорогим скромным фильмам гораздо труднее пробиться в прокат и привлечь зрителя — или это должны быть очень сильные фильмы. Растут расходы на продвижение, рекламу, от бартерных отношений все стремительно переходят к денежным. Кино пока трудно за этим угнаться. Конечно, связь между вложенными в фильм средствами и отдачей рынка есть, но не такая прямая, как кажется, и дело здесь не только в деньгах. Трудно сказать, когда возникнет баланс, равновесие — я думаю, через год-два. Число кинотеатров сейчас растет невероятными темпами, но их все равно мало: в России, например, действительно современных кинотеатров сейчас не более двухсот, а нужно, чтобы было несколько тысяч.

 — Говорят, что в США один из 25 снятых фильмов компенсирует затраты на остальные 24. Сколько фильмов нужно снять российской студии, чтобы они окупились?

 — Такой цифры нет. С Америкой нам сравнивать себя глупо, рынок у нас слишком маленький. И на небольшом рынке все происходит наоборот: если ты снимешь 25 фильмов, то потеряешь слишком много. А если снимешь три, то потеряешь не так много и сумеешь, возможно, компенсировать это за второй и третий год продаж, или за счет какой-то государственной поддержки. В кино ведь традиционно прибыль от картины считается только по первому году проката. Но ведь картина продается и дальше, и в этом смысле статистика более оптимистична: мы говорим, что фильм не окупился, но иногда это означает, что на самом деле он оказался в плюсе, только не в первый, а на третий или четвертый год проката — за счет новых телевизионных продаж, видеокассет, открытия новых рынков и т. д.

 — Кто является основными покупателями ваших фильмов? Какие-то компании, телеканалы, кто-то еще?

 — Такая сегментация — это, скорее, эффект большого рынка, когда можно в течение многих лет успешно делать картины (или сериалы, например) для определенного телеканала. Мы же редко можем себе это позволить, гораздо чаще мы заняты тем, что разрабатываем, открываем для себя новые рынки (хотя это и не является нашей прямой обязанностью), создаем их сами, раскручиваем, даже поддерживаем, вкладывая деньги. То есть картины мы продаем всем, стараемся охватить как можно больше клиентов, партнеров.

 — Вы как-то говорили, что в России много талантов, но мало профессионалов. А каких именно профессионалов не хватает Вам в Вашей работе?

 — Говоря так о кинобизнесе, я имел в виду, прежде всего, сценаристов и режиссеров. Их сегодня в России практически нет, так же как — повторюсь — нет пока рынка, способного гарантированно возвращать вложенные средства. Как только он появится, появятся и профессионалы в области маркетинга, продвижения. Сейчас даже нет особой потребности в их услугах, потому что рынок настолько невелик, что я легко могу его весь обозреть, то есть я сам для себя лучший маркетолог. Сейчас, если думать о зрителе, нужно задавать проекты на всю аудиторию — не в смысле «семейные фильмы», а в другом: делать качественные, «звучащие» картины, которые интересны всем, здесь и сейчас, и которые люди пойдут смотреть. Пока же еще не накопилась критическая зрительская масса. Накопится — вот тогда и маркетологи появятся.

 — Какова структура Вашей компании?

 — Какой-то специальной структуры у нас нет. Есть команда, которая имеет достаточно сложную конфигурацию — не в смысле отделов, подотделов и т. п., но просто в силу того, что очень многим мы вынуждены заниматься сами. Отделы ведь возникают, только если есть рынок и им есть чем заниматься. Кино — не конвейер и не фабрика, каждый новый проект — это штучное производство, которое требует каждый раз совершенно различных действий. Поэтому в структурном смысле у нас достаточно многофункциональная нагрузка на каждого. Сейчас время универсалов. И для маленькой компании это — объективная необходимость.

 — Из каких источников финансируется кинопроект?

 — В основном это собственные средства кинопродюсеров и отчасти государственная поддержка. К деньгам инвесторов я отношусь с известным скепсисом, особенно в тех случаях, когда они еще хотят «рулить», то есть выполнять какие-то продюсерские функции. Простая схема (вложил деньги — получил прибыль) в нашем кино сегодня просто невозможна, рынок не позволяет. Бывают, конечно, и исключения, но ведь бизнес не строится на исключениях.

Чаще случается ситуация, когда люди с деньгами, видя, что в кино все-таки происходят какие-то события, вкладывают деньги и фактически становятся со-продюсерами. А поскольку дело это непростое, то происходит все это у них довольно неуклюже, они «ломают» рынок, и, что еще хуже, «ломают» зрителя — вот этим несоответствием между размахом вложений, затрат на промоушн и конечным результатом. Поэтому и выходит, что инвесторские деньги в кино по первому варианту прийти не могут, по второму - просто не должны. И пока нет рынка, финансирование кинопроектов остается делом кинопродюсеров, не столько бизнеса, сколько страсти, самоотдачи, когда веришь в то, что делаешь. Происходит такое вот самоинвестирование.

Кредиты, конечно, очень помогают. Государственная поддержка тоже играет существенную роль, помогая преодолеть разрыв между затратами на фильм и возвратом денег. Не так давно появилась технология Product Placement (Подробнее о технологии Product Placement см. «АМ» № 3, 2002), как один из инструментов финансирования картины, — всего примерно год назад это стало более или менее приемлемым, потому что раньше, сразу после кризиса, когда рынок чудовищно упал, и до недавнего времени речь шла просто о смехотворных суммах. Рынок мерчандайзинга тоже развивается, я думаю, что уже через год станет ясно, кто и сколько может от этого получить. Например, сейчас мы выпустили полнометражный мультфильм «Карлик Нос» и параллельно с ним — диски, книжку, карнавальные костюмы, игрушки, тетрадки, наклейки с картинками из фильма.

 — Что бы Вы посоветовали молодым людям, которые выбрали профессию кинопродюсера или хотели бы открыть собственную кинокомпанию?

 — Для меня это вопрос охоты и любви. Главное — чтобы очень хотелось этим заниматься. Потому что больших денег на этом не заработаешь — пока что это так. А если есть сомнения, тогда лучше все-таки заняться чем-то другим.

Журнал «Арт-менеджер» № 2(5) 2003